Как же б*ть бесит, что при всей красоте на картинке, реальные процессы в человеческом обществе описываются и определяются всяким жутким эмпирическим говном, типа биологии, психологии, социологии и экономикой с политикой.
Вместо красивых и понятных формул и правил - е*осрань вроде инстинктов, обезъяньи стада, распределение ресурсов в иерархии и прочее говнище.
“Наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки. Это одна из многих форм мышления, разработанных людьми, и не обязательно самая лучшая. Она ослепляет только тех, кто уже принял решение в пользу определенной идеологии или вообще не задумывается о преимуществах и ограничениях науки. Поскольку принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду, постольку отсюда следует, что отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки — этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института”.
Для того чтобы показать удивительное сходство между мифом и наукой, я коротко остановлюсь на интересной статье Р. Гортона, озаглавленной «Африканское традиционное мышление и западная наука»[2]. Гортон анализирует африканскую мифологию и обнаруживает следующую характерную особенность: поиск теории есть поиск единства, лежащего в основе видимой сложности. Теория помещает вещи в каузальный контекст, который шире каузального контекста здравого смысла: и наука, и миф надстраивают над здравым смыслом теоретическую суперструктуру. Существуют теории разных степеней абстракции, и используются они в соответствии с различными требованиями объяснения. Построение теории включает в себя разрушение объектов здравого смысла и объединение их элементов иным способом. Теоретические модели начинают с аналогии, однако постепенно отходят от образца, на который опиралась аналогия, и т. д.
Эти особенности, обнаруженные не менее тщательными и конкретными исследованиями, чем исследования Лакатоса, опровергают предположение о том, что наука и миф подчиняются разным принципам формирования (Кассирер) и что миф существует без рефлексии (Дардел) или без спекулятивного мышления (между прочим, Франкфорт). Нельзя также согласиться с мыслью, имеющейся у Малиновского и у представителей классической филологии, таких, как Гаррисон и Корнфорд, согласно которой миф исполняет существенно прагматическую функцию и основан на ритуале. Миф гораздо ближе к науке, чем представляется с философской точки зрения. Он гораздо ближе к науке, чем готов допустить даже сам Гортон.
Чтобы убедиться в этом, рассмотрим некоторые различия, подчеркиваемые Гортоном. Согласно его мнению, центральные идеи мифа считаются священными, и об их безопасности заботятся. “Почти никогда не встречается признание в том, что чего-то не знают”[3], а события, “которые бросают серьезный вызов признанной классификации”, наталкиваются на “табу”[4]. Фундаментальные верования защищаются этой реакцией, а также механизмом “вторичных усовершенствований”[5], которые, с нашей точки зрения, представляют собой серии гипотез ad hoc. С другой стороны, наука характеризуется “существенным скептицизмом”[6]; “когда неудачи становятся многочисленными и постоянными, защита теории неизбежно превращается в нападение на нее”[7]. Это оказывается возможным вследствие “открытости” научной деятельности, вследствие плюрализма идей, существующего в ней, а также вследствие того, что “все нарушающее обоснованную категориальную систему или не вмещающееся в нее не ужасает, не изолируется и не отбрасывается. Напротив, это интригующий “феномен”, исходный пункт и стимул для изобретения новых классификаций и новых теорий”[8]. Нетрудно заметить, что Гортон внимательно читал Поппера[9]. Анализ же самой науки приводит к совершенно иной картине.
Этот анализ показывает, что, хотя отдельные ученые могут действовать описанным выше образом, подавляющее большинство, ведет себя совершенно иначе. Скептицизм сводится к минимуму; он направлен против мнений противников и против незначительных разработок собственных основных идей, однако никогда — против самих фундаментальных идей[10]. Нападки на фундаментальные идеи вызывают такую же “табу”-реакцию, как “табу” в так называемых примитивных обществах[11]. Как мы уже видели, фундаментальные верования защищаются с помощью этой реакции, а также с помощью вторичных усовершенствований, и все то, что не охватывается обоснованной категориальной системой или считается несовместимым с ней, либо рассматривается как нечто совершенно неприемлемое, либо — что бывает чаще — просто объявляется несуществующим. Наука не готова сделать теоретический плюрализм основанием научного исследования. Ньютон царствовал более 150 лет, затем на короткое время Эйнштейн ввел более либеральную концепцию, на смену которой пришла копенгагенская интерпретация. Сходство между наукой и мифом в самом деле поразительное.
Однако эти области связаны даже еще более тесно. Описанный мною твердокаменный догматизм представляет собой не просто факт, он выполняет также весьма важную функцию. Без него наука была бы невозможна[12].
Комментариев нет:
Отправить комментарий