воскресенье, 24 мая 2015 г.

Про Америку и Россию


Alexander J Flint

Вот когда я, например, слышу, что «американцы тупые» и что Америка населена в основном реднеками, я, сидя за компьютером, изобретенным в Америке, под кондиционером, сконструированным в Америке и общаясь с друзьями через интернет, созданный в Америке, глядя на мир через прогрессивные линзы очков, придуманные в Америке, или сидя за рулем автомобиля, сделанного или придуманного в Америке, понимаю, что эти очевидные факты никак не вяжутся с «тупыми реднеками».

Когда слышу сентенцию о каком-нибудь «плохом американском законе» я знаю, что тот, кто ее произнес, либо дурак, либо пропагандист. Потому что никаких американских законов в природе не существует. Потому что в Америке в каждом штате, в каждом городе, в каждой деревне – свои собственные законы, не совпадающие с соседскими. И то, за что в одном штате на вас повесят медальку, в другом штате приведет вас в тюрьму. Даже правила дорожного движения везде свои.

Когда я слышу смешки по поводу «Американской кухни» или про то, что «американцы питаются только гамбургерами», я понимаю, что слышу это от очень недалекого человека. Потому что нет никакой «американской» кухни, а есть великое разнообразие индийской, китайской, французской, итальянской и миллиона других кухонь на любой вкус. И если вам нравится питаться гамбургерами, вы будете питаться гамбургерами; нравится питаться кишами и фуа гра – будете питаться кишами и фуа гра, предпочитаете гречневую кашу с бородинским хлебом – будете ходить в ресторан, где вам это все дадут.

Проблема в том, что те, кто произносит слово «Америка» видят значение этого слова как некую «страну» вроде России, Германии или Франции, которая достигла большого могущества и теперь хочет навязать свои правила всем остальным странам.

А это не «страна», и даже не «государство». Это «цивилизация», которая отличается от всех других цивилизаций, ранее существовавших на земле. Точно так же, как египетская цивилизация отличалась от первобытно-общинного строя. Или как римская цивилизация отличалась от цивилизации галлов и кельтов.

Конечно, у этой цивилизации есть свое государство – «США», но первична – именно цивилизация, «государство США» — всего лишь техническая надстройка, обслуживающая эту цивилизацию. И конечно, эта цивилизация не «американская» — самим США чуть больше двухсот лет. Эта цивилизация – общечеловеческая, созданная представителями всех народов и всех наций земли, которые передали ей все лучшее, что у них было. И которая (и в этом главная суть этой цивилизации) отказалась от поиска «единственно правильного» вектора своего развития, справедливо сочтя, что пусть будет миллион векторов и пусть они свободно конкурируют.

Это цивилизация где есть место всему. Где все существует в одинаково комфортных условиях: и тунеядец живущий на государственное пособие уже в пятом поколении, и гениальный ученый, который движет вперед науку, уже десятилетия будучи прикованным к инвалидному креслу и аппарату искусственного дыхания.

И когда я слышу сентенции о «неправильном пути», который выбрала Америка, я точно знаю, что на самом деле никакого «пути» у Америки и вовсе нет. А есть открытое поле, в котором каждый может пойти куда хочет, в каком угодно направлении, с какой угодно скоростью, и куда-нибудь обязательно придет, как и положено человеку, идущему в открытом поле.

Именно в этом и заключается суть новой цивилизации, в этом открытом поле, в нём кроется секрет ее успеха и ее силы.

Именно поэтому весь мир сейчас живет на технологиях, пришедших из Америки, пользуется медициной и наукой, пришедшей из Америки, и живет в культурной среде, пришедшей из Америки. Точно также как Даки или Кельты ненавидели Рим, но принимали римскую медицину, канализацию и центральное отопление.

Обратите внимание, я намерено не пишу «американский», а пишу «пришедший из Америки». Потому что все «американское», это на самом деле «африканское», «европейское», «азиатское», которое смогло развиться и достигнув успеха лишь попав в американскую цивилизационную среду.

И если у Америки нет никакого «Американского пути», то вот у России он есть.

Но то, что Россия принимает за свой «особый путь» представляет собой обычный коридор, который, как положено коридору, заканчивается стенкой.

Россия бродит по этому «особому пути», по этим коридорам, образующим гигантский лабиринт, уже много столетий, и свернув в очередной коридор, думает, что теперь то уж точно найден тот самый «правильный» путь, хотя интуитивно уже знает, что в конце обязательно будет стенка, где ее ждет очередная расстрельная команда. И где она потом «встав с колен» свернет в очередной поворот коридора.

Россия бродит по этому лабиринту и упорно игнорирует тоннели, ведущие наружу, в конце которых виден свет. Потому, что для тех, кто привык жить в лабиринте – свет в конце тоннеля – символизирует опасность. Если десятки поколений твоих предков ходили по коридорам, где всегда понятно куда и как идти, вылезать на свет, где нет никаких направляющих стенок, непривычно и страшно.

А то, что мы сейчас наблюдаем, это не конфликт наций, и не конфликт государств, и даже не конфликт политических систем. Это конфликт двух цивилизаций.

Одна из них ползает по подземному лабиринту в поисках «правильного» коридора, другая плюнула на эти поиски, вышла на поверхность, ходит куда захочет и как захочет, строит города и засеивает поля.

Та, что внизу может сильно навредить верхней, устраивая подкопы под здания и провалы на дорогах. Но победить она сможет, только выбравшись на поверхность. Если сама станет «Америкой». А тогда и сам повод для конфликта исчезнет.

вторник, 19 мая 2015 г.

М Горький О РУССКОМ КРЕСТЬЯНСТВЕ

О РУССКОМ КРЕСТЬЯНСТВЕ
Оп: Горький М. О русском крестьянстве. Берлин: Изд-во И.П.Ладыжникова, 1922.

Эта скандальная статья Горького вышла в 1922 году в Берлине. Ее не издавали в России ни до, ни после войны, ни в перестройку, - вообще никогда. Просто не издавали и все тут. Быть может, как раз потому, что именно в этом своем сочинении Буревестник говорит о сути революции откровеннее, чем где-либо еще, и чем это позволяли себе его товарищи-большевики. Он живописует варварство и отсталость крестьянской массы, подсказывая читателю, что искоренить это зло возможно только чрезвычайщиной. Создатель Челкаша и Клима убежден: «Как евреи, выведенные Моисеем из рабства Египетского, вымрут полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень - все те почти страшные люди, о которых говорилось выше, и их заменит новое племя - грамотных, разумных, бодрых людей»._

«Интеллигенция и революция» - тема из разряда вечных. А вот крестьянство и революция - это то, о чем многое еще не сказано. И сетования Ленина на узость мысли «мелких хозяйчиков», и сочувственно-лирические суждения Солженицына о крестьянском «мiре», «мироустроении» - лишь два идейных края, между которыми еще много невозделанной земли. Мысли титулованного «пролетарского классика» - лишь кое-что из непрочитанного. Или хорошо забытого.
Яков Кротов

Люди, которых я привык уважать, спрашивают: что я думаю о России?

суббота, 16 мая 2015 г.

Имперская политика России, Белоруссия и задачи Восточного партнерства

Имперская политика России, Белоруссия и задачи Восточного партнерства

Александр Сытин

Послезавтра рано утром вылетаю в Ригу на саммит Восточного партнерства. Доклад все публиковать отказались. Как обычно никто ничего не может или все боятся. Все приходится делать самому!

Разум в камне

Обсуждение проблемы искусственного интеллекта в XIV-XVII вв.

Конечно, эту тему обсуждали задолго до высокого средневековья, однако не так, как хочется. Все эти фантазии о механических куклах мало что дают, поскольку это именно художественные образы, а нас интересует интеллектуальное обсуждение и решение задач. В схоластике обсуждали искусственный интеллект как рациональную проблему, вопрос о его возможности, сопутствующих обстоятельствах, проблему сознания и субъекта - степень необходимости этих понятий, связь их с интеллектом. Это ведь только огрызки философии, распространенные в новое время, могли мыслить дело так, что есть восприятие физического мира, потом составление понятия, обобщение и еще что-то, и вот тебе проблема сознания, сделанная в отсутствии понимания, что такое сознание. Ну что с них взять, с номиналистов, какая у них может быть психология или философия.
Ладно. Так вот, всерьез с такими вещами разбирались в схоластике, с XIV по XVII вв. Достать на эту тему что-нибудь трудно, недавно появилась хорошая работа Вдовиной в интересной книге "Полемическая культура и структура научного текста в Средние века и раннее Новое время" М. ВШЭ. 2012.

Поскольку цивилизация была не машинная, постановка и подход к снаряду был совсем иной. Сейчас - в машинное время - спрашивают: как нам построить машину, которая бы делала разные сложные штуки, а кстати, это ведь будет машина, обладающая разумом. В прежние века говорили не о машине, а о Боге. Нам из сегодня важно заметить, что разговор шел об искусственном интеллекте, потому что он нам важен - конечно, для людей XVII в. важно было иное. У них был вопрос о том, как представлять Бога. Поскольку люди были очень рациональные, этот - с сегодняшней точки зрения - невозможный вопрос, на который ответ дается в экстатических видениях, решался для них обсуждением свойств и возможностей Бога. Они проводили мысленные эксперименты и в результате лучше понимали, как устроено то, что их волновало.

среда, 13 мая 2015 г.

русские уже зачарованы демоном власти

11 мая 1945 

Вы говорите о психической неполноценности и демонической внушаемости немцев, но как вы думаете, относится ли это также к нам, швейцарцам, германцам по происхождению?

К. Г. Юнг.: Мы ограждены от этой внушаемости своей малочисленностью. Если бы население Швейцарии составляло восемьдесят миллионов, то с нами могло бы произойти то же самое, поскольку демонов привлекают по преимуществу массы. В коллективе человек утрачивает корни, и тогда демоны могут завладеть им. Поэтому на практике нацисты занимались только формированием огромных масс и никогда — формированием личности. И также поэтому лица демонизированных людей сегодня безжизненные, застывшие, пустые. 
...
Но чем может обернуться лечение, если его провести бомбами и пулеметами? Не должно ли военное подчинение демонизированной нации только усилить чувство неполноценности и усугубить болезнь?

К. Г. Юнг.: Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знают, что они делали, и не хотят знать. Существует лишь одно чувство безграничного несчастья. Они предпримут судорожные усилия оправдаться перед лицом обвинений и ненависти окружающего мира, но это будет неверный путь. Искупление, как я уже указывал, лежит только в полном признании своей вины. «Меа culpa, mea maxima culpa!» [Моя вина, моя большая вина (лат.).]В искреннем раскаянии обретают божественное милосердие. Это не только религиозная, но и психологическая истина. 
...
Тогда можно надеяться, что демоны будут изгнаны и новый, лучший мир поднимется на руинах?

К. Г. Юнг.:  Нет, от демонов пока не избавиться. Это трудная задача, решение которой в отдаленном будущем. Теперь, когда ангел истории покинул немцев, демоны будут искать новую жертву. И это будет нетрудно. Всякий человек, который утрачивает свою тень, всякая нация, которая уверует в свою непогрешимость, станет добычей. Мы испытываем любовь к преступнику и проявляем к нему жгучий интерес, потому что дьявол заставляет забыть нас о бревне в своем глазу, когда мы замечаем соринку в глазу брата, и это способ провести нас. Немцы обретут себя, когда примут и признают свою вину, но другие станут жертвой одержимости, если в своем отвращении к немецкой вине забудут о собственных несовершенствах. Мы не должны забывать, что роковая склонность немцев к коллективности в неменьшей мере присуща и другим победоносным нациям, так что они также неожиданно могут стать жертвой демонических сил. «Всеобщая внушаемость» играет огромную роль в сегодняшней Америке, и насколько русские уже зачарованы демоном власти, легко увидеть из последних событии, которые должны несколько умерить наше мирное ликование. Наиболее разумны в этом отношении англичане: индивидуализм избавляет их от влечения к лозунгам, и швейцарцы разделяют их изумление перед коллективным безумием.

Это интервью основателя аналитической психологии было опубликовано в швейцарской газете Die Weltwoch 11 мая 1945 года, через четыре дня после капитуляции немецкой армии в Реймсе.

Юнг "Демоны существуют"

понедельник, 11 мая 2015 г.

Чаушеску forever

Давно фыркаю от затасканного высказывания "Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего" трактуемого как "надо учиться на прошлых ошибках"

Дело в том что предки жили в другую эпоху, и ничего(утрировано конечно) там из их опыта полезного для сегодня не наковырять. Кроме, - исторического мифа, культурно-нравственного наследия, которыми живет народ сегодня. Это тоже важно, потому что коллективное бессознательное сформировано предыдущими поколениями, а довлеет над сегодняшним индивидуальным бессознательным. но постоянно путают - и вместо извлечения из своей истории иррационального, берут рациональное, не применимое к сегодняшнему дню.

Для того чтобы извлечь практические уроки, нужно изучать историю народов той же эпохи, находившихся в схожих условиях развития.

Например о войне что сейчас идет с РФ ничего не накопать из истории украинско-московитских конфликтов. Гораздо более полезно с практической стороны смотреть что сейчас происходит в Сирии например. Или последние десятилетия в израиле-палестинском конфликте.

А вот замечательный пример, пусть и популярно изложенный того что происходит последний год в Украине.

Трупный яд в ванильной упаковке

Путинская РФ после почти годичной подготовки, наконец, начала отмечать столь ею любимый праздник – 9 мая, «День Победы в Великой Отечественной войне». И можно долго смеяться над многогранной и удивительной придурью, это празднование сопровождающей (благо, поводов к этому много), и сетовать на то, что вот, мол, даже в брежневском Совке такого не было, и прочее в этом духе. Однако, если оставить в стороне все приличные и не очень анекдоты, рожденные массовым победобесием, и посмотреть на политический смысл, заложенный в пышном праздновании 9 мая, то придется признать: Путин, с точки зрения его интересов, делает все правильно. Ибо культ 9 мая работает именно так, как было изначально задумано. И так, как это Путину и путинской элите надо.

Почему, собственно, с этим культом и нужно решительно и безпощадно бороться. Впрочем, не будем забегать вперед, а начнем, традиционно, с краткого погружения в историю вопроса.
9 мая: ноу-хау дорогого Леонида Ильича

Коллективная память на тропе победы

Российские власти обладают особым умением производить празднества почти космического масштаба и навязывать их людям с пафосом, вызывающим тошноту. Именно так осточертела еще до самого события Олимпиада в Сочи, и в той же мере тошнотворными стали бесконечные репетиции Парада Победы. Многие наблюдатели отмечают, что празднование юбилея Победы превратилось в национальное безумие, а ее недавно изобретенный символ — георгиевская лента, ставшая знаком путинского режима, в своей неистовой навязчивости раздулась в образ коллективного психоза.

Недавно Мария Степанова обратила внимание на контекст этого безумия, которое она определила как безоглядную погруженность в прошлое, отныне неотличимое от настоящего: «Но важней всего глубокая, по самые ноздри, погруженность в прошлое. Это она не дает ни посмотреть на будущее, не описывая его как Сталинград или Потсдам, Цусиму или Хиросиму, — ни ощутить настоящее как свое, не имеющее прецедентов, аналогов, образцов. Эта зачумленность прошлым не похожа ни на одну из известных мне болезней, и она нуждается в анализе и лечении. Неспособность разместить между собой и прошлым холод хоть какой-нибудь отстраненности, отсутствие дистанции и даже желания дистанцироваться от всего, что уже случилось, дают возможность для странных трансмутаций».

Среди множества наблюдений у Степановой есть одно, особенно симптоматичное и прямо касающееся юбилея Победы: «Когда московский автовладелец пишет на своей машине “На Берлин!”, он деятельно стирает границы между собой и дедом-победителем; его повседневное движение по городу — на службу, в магазин, на дачу — становится победоносным движением по покоренной Европе, он как бы оказывается собственным дедом, солдатом-освободителем, бронзовым памятником, не инвестируя в это ничего, кроме ведерка краски». Действительно, такое неразличение и составляет сущность громыхающих юбилейных торжеств. Степанова в основном сосредотачивается на экзистенциальных аспектах этой блокировки настоящего и погруженности в прошлое. Я бы хотел, однако, остановиться на политических и социальных сторонах этого безумия.

Не вызывает сомнения тот факт, что обращение к истории в сегодняшней России не имеет прямо отношения к прошлому. Речь идет о массированном конструировании того, что в современном гуманитарном знании называется коллективной памятью. Последнюю принято не только отличать от истории и историографии, но и прямо им противопоставлять. Коллективная память — это способ конструирования сообщества и идентичности членов этого сообщества. Другой функции она, по сути дела, не имеет.

Историк Аллан Мегилл замечает, что нам лишь кажется, будто, занимаясь коллективной памятью, мы вспоминаем о прошлом: на самом деле мы «вспоминаем» о том, что актуально для нас сейчас. Мы думаем о сегодня в категориях прошлого. В этой связи он выдвигает лозунг: «Вспоминай сегодня, думай прошлое» («Remember the present, think the past»). В Америке тема коллективной памяти была необыкновенно актуальной в 1980—1990-е годы, когда появилось множество сообществ (этнических, гендерных и т.д.), пытавшихся определить собственную идентичность. Чем менее внятна идентичность, тем актуальнее становится тема коллективной памяти. Через общую память члены сообщества фиксируют собственное коллективное Я.

Жан-Люк Нанси в книге «Непроизводимое сообщество» придумал воображаемую сцену складывания коллективной идентичности. Он описал, как вокруг костра располагаются люди и слушают миф об их общем происхождении: «Они собрались послушать историю, объединяющую их. Раньше они были разобщены (об этом иногда повествует рассказ), не осознавая этого, постоянно соприкасаясь, взаимодействуя и сталкиваясь лицом к лицу друг с другом. <...> Он [основатель сообщества] рассказывает свою или их собственную историю, всем давно знакомую, которую только он имеет дар, право или долг рассказывать. Это — история их происхождения: куда ведут их истоки и как они укоренены в самих этих Истоках — они или их жены, имена или авторитеты. Одновременно это — история начала мира, начала собрания или истока самого рассказа...» [1] Описав эту мифологическую сцену, отголоски которой можно найти, как пишет Нанси, у Гердера, Шлегеля, Шеллинга, Гёрреса, Бахофена, Вагнера, Фрейда, Кереньи, Кассирера, Гёте, философ указывает, что сама она является мифом, фантазией, сказкой, частью фиктивной коллективной памяти.

Я думаю, что происходящее в России прямо отсылает к кризису национальной идентичности и конструированию мифа об основаниях. Для обитателей советского пространства доминирующей идентичностью было понятие «советского человека», а мифологическим событием основания — Октябрьская революция, юбилеи которой, кстати, отмечались с таким же невротическим размахом. День Победы сегодня пытаются превратить в такое же событие основания. Российская нация отныне мифологически укореняется в двух событиях — крещении Руси (несколько скомпрометированном его связью с Киевом) и победе над Германией, которой власть, судя по всему, стремится придать сугубо российское лицо, принижая значение, например, украинцев в этой победе. Россияне, атомизированные и маргинализированные отсутствием любых политических и гражданских сообществ, хватаются за георгиевскую ленту как знак принадлежности к сообществу, к некоему влиятельному большинству. Ленточка (шарф, костюм, полотенце) становится знаком плохо складывающейся, но вожделенной идентичности.

далее