Нейропсихолог Дэвид Вайсман объясняет, как буддизм предвосхитил самые актуальные достижения науки о человеческом мозге.
Неврология утверждает: то, что мы принимаем за целостный разум, — иллюзия, разум наш целостным не является, и едва ли можно говорить о том, что он вообще «существует». Наше ощущение цельности и контроля — лишь фантазия на тему причинно-следственных связей, она легко раскладывается на части (Как показывают научные изыскания, то, что мы называем разумом или «я», — на самом деле нечто настолько переменчивое и неустойчивое, что наш донаучный язык в принципе не способен его осмыслить).
Буддисты говорят примерно то же самое. Они верят в непостоянство и иллюзорность «я», состоящего из постоянно смещающихся частей. Они даже придумали язык, отражающий зазор между верой и восприятием мира. «Я» они обозначают словом «анатта», что переводится как «не-я». Можно ссылаться к собственному «я» сколько угодно, но само слово ловко напоминает о том, что этого «я» как такового не существует.
Если представить себе буддиста, созерцающего собственную душу, тут же поражаешься несоответствию религиозного учения и восприятия мира. Когда он медитирует в храме, то «я» — иллюзия. Когда же он отправляется, скажем, за покупками, то воспринимает себя так же, как все мы: цельным человеком, у которого реальность под контролем и сам он не меняется каждое мгновение. Это становится подозрительным. С чем-то похожим неврологам приходится иметь дело ежедневно
...
«Анатта» — не целостное и неизменное «я». Скорее оно напоминает концерт, нескончаемую смену эмоций, ощущений и мыслей. Наши умы фрагментарны и неустойчивы. Если перемены происходят в оркестре, логичным образом меняется и музыка. Буддизм и неврология согласны в том, что наши ощущения не соответствуют тому, как обстоит дело в действительности. Не существует неизменной, постоянной души, спрятанной в глубине нас. В общем, в главном неврология и буддизм сходятся. Как же так получилось, что буддизм так многое правильно понял? Я выступаю тут как сторонний наблюдатель, но мне кажется, буддизм как раз начал с эмпиризма. Основатели буддизма, возможно, не были знакомы с наукой, но эмпирические данные определенно использовали. Они наблюдали за миром природы, за его постоянным движением, сменой ролей, непостоянством: как садится солнце, как ветер гуляет в поле, как одно насекомое ест другое. Это непостоянство, которое буддисты называют «аничча» (Аничча (от палийского anicca, «бренный»), или анитья (санскр.) — наряду с дуккхой (страданием) и анаттой (анатманом, не-я) — один из трех признаков существования, центрального понятия буддистской мысли. Единственная реальность, не подвергающаяся процессу изменений, — нирвана, достижение которой является истинным завершением аниччи.), является одной из основополагающих доктрин буддизма.
С точки зрения природы этот принцип выглядит уместным и закономерным. Буддисты не применяют его к математическим истинам или моральным устоям, но иногда, что довольно умно, распространяют его на собственные догмы. У буддизма было целое тысячелетие, чтобы разобраться с кажущимися противоречиями, и только тот, кто не знаком с учением, считает его философию странной.
...
Как же так вышло, что доминирующие западные религиозные традиции, постулирующие неизменность и независимость души, так ошиблись? На изменчивость обращал внимание не только буддизм. То же направление мышления встречается и в западной мысли. Еще досократик Гераклит говорил: «Все течет и движется, и ничего не пребывает». Тем не менее в западной традиции это наблюдение развития не получило. Его не позаимствовала ни одна монотеистическая религия, оно не было воспринято как некая основополагающая истина. В итоге, наоборот, победили простые платоновские эйдосы (от палийского anicca, «бренный»).
Мысль едва ли можно назвать монолитной или простой, и все-таки монотеистические религии элементарно промахнулись, когда решили не распространять понятия естественной среды на духовную сферу. И вот выдающиеся богословы и философы снова и снова называли человеческую душу исключительной и неземной по своему происхождению, ошибочно превознося наш вид над остальными. Плоды такого подхода мы пожинаем сегодня.
Противоречия, возникающие у науки с иудейско-христианскими верованиями, практически всегда связаны с ситуациями, когда наука низводит человека с мнимого пьедестала, с центрального места внутри мироздания. Наука продемонстрировала нам, что мы существуем на периферии нашей галактики, которая в свою очередь занимает далеко не самое важное место во Вселенной. Предками нашего биологического вида были обычные приматы, многие из которых, по всей вероятности, обладали мозгом, способным испытывать самые тонкие «человеческие» чувства и совершать самые благородные поступки. Наш собственный мозг производит нечто, что мы называем разумом, который не является душой. Чем дальше, тем больше человеческая исключительность кажется пустой самолюбивой фантазией. Буддизм в своем скромном отказе от подобного тщеславия обнаруживает меньше ложных убеждений и оказывается менее повинен в таком первородном грехе, как гордыня.
Неврология утверждает: то, что мы принимаем за целостный разум, — иллюзия, разум наш целостным не является, и едва ли можно говорить о том, что он вообще «существует». Наше ощущение цельности и контроля — лишь фантазия на тему причинно-следственных связей, она легко раскладывается на части (Как показывают научные изыскания, то, что мы называем разумом или «я», — на самом деле нечто настолько переменчивое и неустойчивое, что наш донаучный язык в принципе не способен его осмыслить).
Буддисты говорят примерно то же самое. Они верят в непостоянство и иллюзорность «я», состоящего из постоянно смещающихся частей. Они даже придумали язык, отражающий зазор между верой и восприятием мира. «Я» они обозначают словом «анатта», что переводится как «не-я». Можно ссылаться к собственному «я» сколько угодно, но само слово ловко напоминает о том, что этого «я» как такового не существует.
Если представить себе буддиста, созерцающего собственную душу, тут же поражаешься несоответствию религиозного учения и восприятия мира. Когда он медитирует в храме, то «я» — иллюзия. Когда же он отправляется, скажем, за покупками, то воспринимает себя так же, как все мы: цельным человеком, у которого реальность под контролем и сам он не меняется каждое мгновение. Это становится подозрительным. С чем-то похожим неврологам приходится иметь дело ежедневно
...
«Анатта» — не целостное и неизменное «я». Скорее оно напоминает концерт, нескончаемую смену эмоций, ощущений и мыслей. Наши умы фрагментарны и неустойчивы. Если перемены происходят в оркестре, логичным образом меняется и музыка. Буддизм и неврология согласны в том, что наши ощущения не соответствуют тому, как обстоит дело в действительности. Не существует неизменной, постоянной души, спрятанной в глубине нас. В общем, в главном неврология и буддизм сходятся. Как же так получилось, что буддизм так многое правильно понял? Я выступаю тут как сторонний наблюдатель, но мне кажется, буддизм как раз начал с эмпиризма. Основатели буддизма, возможно, не были знакомы с наукой, но эмпирические данные определенно использовали. Они наблюдали за миром природы, за его постоянным движением, сменой ролей, непостоянством: как садится солнце, как ветер гуляет в поле, как одно насекомое ест другое. Это непостоянство, которое буддисты называют «аничча» (Аничча (от палийского anicca, «бренный»), или анитья (санскр.) — наряду с дуккхой (страданием) и анаттой (анатманом, не-я) — один из трех признаков существования, центрального понятия буддистской мысли. Единственная реальность, не подвергающаяся процессу изменений, — нирвана, достижение которой является истинным завершением аниччи.), является одной из основополагающих доктрин буддизма.
С точки зрения природы этот принцип выглядит уместным и закономерным. Буддисты не применяют его к математическим истинам или моральным устоям, но иногда, что довольно умно, распространяют его на собственные догмы. У буддизма было целое тысячелетие, чтобы разобраться с кажущимися противоречиями, и только тот, кто не знаком с учением, считает его философию странной.
Как же так вышло, что доминирующие западные религиозные традиции, постулирующие неизменность и независимость души, так ошиблись? На изменчивость обращал внимание не только буддизм. То же направление мышления встречается и в западной мысли. Еще досократик Гераклит говорил: «Все течет и движется, и ничего не пребывает». Тем не менее в западной традиции это наблюдение развития не получило. Его не позаимствовала ни одна монотеистическая религия, оно не было воспринято как некая основополагающая истина. В итоге, наоборот, победили простые платоновские эйдосы (от палийского anicca, «бренный»).
Мысль едва ли можно назвать монолитной или простой, и все-таки монотеистические религии элементарно промахнулись, когда решили не распространять понятия естественной среды на духовную сферу. И вот выдающиеся богословы и философы снова и снова называли человеческую душу исключительной и неземной по своему происхождению, ошибочно превознося наш вид над остальными. Плоды такого подхода мы пожинаем сегодня.
Противоречия, возникающие у науки с иудейско-христианскими верованиями, практически всегда связаны с ситуациями, когда наука низводит человека с мнимого пьедестала, с центрального места внутри мироздания. Наука продемонстрировала нам, что мы существуем на периферии нашей галактики, которая в свою очередь занимает далеко не самое важное место во Вселенной. Предками нашего биологического вида были обычные приматы, многие из которых, по всей вероятности, обладали мозгом, способным испытывать самые тонкие «человеческие» чувства и совершать самые благородные поступки. Наш собственный мозг производит нечто, что мы называем разумом, который не является душой. Чем дальше, тем больше человеческая исключительность кажется пустой самолюбивой фантазией. Буддизм в своем скромном отказе от подобного тщеславия обнаруживает меньше ложных убеждений и оказывается менее повинен в таком первородном грехе, как гордыня.
Комментариев нет:
Отправить комментарий