Вы готовы пожертвовать пять долларов на спасение птиц, перепачканных нефтью? Если задать такой вопрос и объяснить, как страдают птицы, обнаружится, что большинство охотно перечислит даже не пять, а 20 долларов (в среднем) в пользу экологического фонда. Парадокс в том, что, если не называть конкретную цифру, среднее пожертвование вырастет до 64 долларов. А если пять заменить на 400, то и до внушительных 143 долларов. Дэвид Канеман в своей новой книге называет такой эффект «праймингом». Пять или 400 долларов — эти условные цифры задают ложное представление о норме. И это одна из ловушек «быстрого» мышления, которая заставляет нас принимать неправильные решения.
Если задать другой вопрос: «Дожил ли Ганди до 114 лет? В каком возрасте он умер?», каждый сначала представит его глубоким стариком и только потом выдаст свою оценку возраста. Совсем другие версии будут, если поинтересоваться, дожил ли он до 35 лет. А вот еще более парадоксальный пример «прайминга». Студентам из Орегонского университета предлагали покрутить рулетку (правда, ставок никто не делал — рулетка играла роль «генератора случайных чисел»). Потом следовало записать результат, быстро прикинуть, больше или меньше этой цифры доля африканских государств в ООН (в процентах) и, наконец, оценить эту долю явно. Экспериментаторы постарались, чтобы колесо рулетки останавливалось либо на 10, либо на 65 (о чем студенты не догадывались; для них это были случайные числа). В среднем те студенты, кому рулетка выдала 65, оценили долю Африки в ООН в 25 процентов, а те, кто увидел 10, сошлись на 45 процентах.
Канеман доказывает: наша способность к рациональному выбору, на которую уповали экономисты со времен Адама Смита, — одна сплошная фикция. Когда нужно проделать в уме сухой расчет, мы руководствуемся данными, вообще не относящимися к делу.
Например, если на ценнике супа Campbell в супермаркете написать «Не больше 12 банок в одни руки», продажи вырастают вдвое. Обычно покупатель кладет в корзину три-четыре банки, но цифра 12 создает у него идею о том, сколько «принято брать», — и он несет к кассе уже семь банок. Здесь ограничение играет не последнюю роль. Вспомним историю с iPad: Apple Store позволяет купить одному человеку всего один планшет — и те разлетаются как горячие пирожки.
Рекламщики приучили нас к мысли, что поведением рядового потребителя легко манипулировать при помощи ценника, этикетки или удачно подобранного названия бренда. Однако даже профессиональные финансисты, имеющие дело с миллиардами, ведут себя подобным образом. Тикеры (короткие названия финансовых инструментов: AAPL для акций Apple, URKA для «Уралкалия» и так далее) сбивают с толку не только новичков, но и опытных трейдеров. Канеман заметил: неблагозвучный тикер вроде PXG или RDO гарантирует неудачи в первую неделю торгов, а с тикерами вроде KAR все происходит ровно наоборот. Инвесторы охотнее вложатся в компанию, название которой легко произнести. Если Swissfirst звучит лучше, чем Geberit или Ypsomed, значит, и шансов получить инвестиции больше: это подтверждает подробное исследование швейцарского экономиста Паскаля Пенса.
В чем причина нашей иррациональности? По гипотезе Канемана, мозг пытается всеми правдами и неправдами сэкономить ресурсы: несколько микрограммов глюкозы, которая питает нервные клетки, и считанные миллисекунды на размышления. Большую часть жизни мы используем экономную «быструю подсистему» сознания, которая тратит глюкозу осмотрительно: она имеет дело со стереотипами, готовыми рецептами, решениями в один ход. А вот чтобы мысленно произнести неблагозвучный тикер или самостоятельно оценить уместную сумму пожертвований, приходится подключать «медленную подсистему»: самый простой пример ее активности — попытка перемножить в уме двузначные числа. На это, очевидно, потребуется заметно больше ресурсов. Поэтому в обычных ситуациях мозг и выбирает путь наименьшего сопротивления. Тот факт, что это может стоить денег и потраченного времени, — другой вопрос: для мозга микрограммы глюкозы «здесь и сейчас» важнее.
Как с этим бороться? Здесь Канеман предельно пессимистичен. Когнитивные заблуждения он сравнивает со знаменитой зрительной иллюзией, когда два отрезка одинаковой длины кажутся нам разными из-за того, что один из них обрамлен стрелками, а другой — усиками. Но, даже осознав это, мы продолжаем видеть «длинный отрезок» и «короткий отрезок». Точно так же знание о том, как мозг ошибается в принятии решений, не избавляет нас от ошибок. Единственный выход: если результат для нас очень важен, не доверять интуиции и разбирать все за и против с той же тщательностью, какой требует мысленная арифметика.
пятница, 28 октября 2011 г.
вторник, 25 октября 2011 г.
Дмитрий Шабанов: Нищета солипсизма - Компьютерра-Онлайн
"Мир, - учил он, - мое представление!"
А когда ему в стул под сидение
Сын булавку воткнул,
Он вскричал: "Караул!
Как ужасно мое представление!"
- Английская эпиграмма в переводе Самуила Маршака
Я введу понятие адаптации (приспособления) - соответствия изменяемыми и неизменяемыми параметрами действительности. Адаптация позволяет решать какие-то задачи: уменьшать страдания, удовлетворять желания. Второй способ рассуждения адаптивнее.
Пятое важное наблюдение (на нём и остановимся, чтоб не надоело). В моём восприятии есть, кроме прочего, другие существа: и похожие на меня люди, и "научные креационисты", и другие животные. Закономерности, полученные в результате наблюдения за ними, могут быть полезны для моей адаптации. Если мной мнимый сосед сел на мнимый стул, а затем с мнимым криком мнимо подскочил, наблюдение за этой фантазией окажется полезно для меня самого: я не возомню, что сам сажусь на этот стул. Опять же, проще использовать способ рассуждений, подразумевающий, что мнимые фантомы - такие же существа, как и я.
У философа из эпиграфа был сын (следствие определённого взаимодействия взрослых людей). С какого-то этапа дети, паршивцы, могут делать пакости. Будь философ адаптивнее, он понял бы закономерности поведения сына и предугадал наличие булавки под сиденьем.
До того как мы изучили свойства нашего внутреннего космоса, мы могли бы предполагать, что солипсизм - оптимальный способ мышления. Но действительность, рисуемая нашим восприятием, оказывается высокосвязной.
Можно представить и иные действительности; некоторые из них мы регулярно посещаем в наших снах, в иные проваливаются душевнобольные люди. Там наши предчувствия, желания и страхи явно перекликаются с нашим изменчивым окружением. А на дневной поверхности (это геологический термин!), в действительности бодрствования, причинно-следственные цепочки работают так, как будто они осуществляются вовне.
Таким образом, мы не выдвигали никаких избыточных, необоснованных суждений о внешнем мире и всё равно пришли к тому, что адаптивнее думать о действительности как о внешней среде, с которой мы взаимодействуем.
Тут как-то сам собой произошёл переход от местоимений первого лица в единственном числе (я) к множественному числу (мы). Да. Дело в том, что, когда мы принимаем, что другие люди (и шире - другие животные) функционируют так же, как и мы, мы сами становимся успешнее. Солипсизм кончился. Он не ошибочен, он даже не внутренне противоречив - он неадаптивен. Например, он попросту мешает сопереживать другим людям и понимать их.
А когда ему в стул под сидение
Сын булавку воткнул,
Он вскричал: "Караул!
Как ужасно мое представление!"
- Английская эпиграмма в переводе Самуила Маршака
Я введу понятие адаптации (приспособления) - соответствия изменяемыми и неизменяемыми параметрами действительности. Адаптация позволяет решать какие-то задачи: уменьшать страдания, удовлетворять желания. Второй способ рассуждения адаптивнее.
Пятое важное наблюдение (на нём и остановимся, чтоб не надоело). В моём восприятии есть, кроме прочего, другие существа: и похожие на меня люди, и "научные креационисты", и другие животные. Закономерности, полученные в результате наблюдения за ними, могут быть полезны для моей адаптации. Если мной мнимый сосед сел на мнимый стул, а затем с мнимым криком мнимо подскочил, наблюдение за этой фантазией окажется полезно для меня самого: я не возомню, что сам сажусь на этот стул. Опять же, проще использовать способ рассуждений, подразумевающий, что мнимые фантомы - такие же существа, как и я.
У философа из эпиграфа был сын (следствие определённого взаимодействия взрослых людей). С какого-то этапа дети, паршивцы, могут делать пакости. Будь философ адаптивнее, он понял бы закономерности поведения сына и предугадал наличие булавки под сиденьем.
До того как мы изучили свойства нашего внутреннего космоса, мы могли бы предполагать, что солипсизм - оптимальный способ мышления. Но действительность, рисуемая нашим восприятием, оказывается высокосвязной.
Можно представить и иные действительности; некоторые из них мы регулярно посещаем в наших снах, в иные проваливаются душевнобольные люди. Там наши предчувствия, желания и страхи явно перекликаются с нашим изменчивым окружением. А на дневной поверхности (это геологический термин!), в действительности бодрствования, причинно-следственные цепочки работают так, как будто они осуществляются вовне.
Таким образом, мы не выдвигали никаких избыточных, необоснованных суждений о внешнем мире и всё равно пришли к тому, что адаптивнее думать о действительности как о внешней среде, с которой мы взаимодействуем.
Тут как-то сам собой произошёл переход от местоимений первого лица в единственном числе (я) к множественному числу (мы). Да. Дело в том, что, когда мы принимаем, что другие люди (и шире - другие животные) функционируют так же, как и мы, мы сами становимся успешнее. Солипсизм кончился. Он не ошибочен, он даже не внутренне противоречив - он неадаптивен. Например, он попросту мешает сопереживать другим людям и понимать их.
Кафедра Ваннаха: Цена человека
А вот народ… Искренне надеявшийся вернуться. В 1991 году – в Российскую империю перед Первой мировой, экономика которой развивалась небывалыми темпами, а в лавках и на рынках можно было без очередей и дефицита (молодые читатели пусть спросят у родителей, что это такое) купить еды и одежды. Ну а теперь очень многие мечтают вернуться в СССР. В котором была гарантированная работа; бесплатные образование и медицина. Развивалась инфраструктура, можно было, выстояв длиннющую очередь, получить квартиру… Почему же этого нет, кто виноват – социальный строй, плохая власть?
Темпы советской индустриализации были действительно впечатляющими. В 1940 году валовая продукция промышленности СССР возросла по сравнению с 1928 годом в шесть с половиной раз, а производство средств производства (так называемая группа "А") - в десять раз. К 1971 году продукция промышленности СССР увеличилась по сравнению с российской, образца 1913 года, в девяносто девять раз, в том числе производство средств производства - в двести тридцать раз, производство предметов потребления - в тридцать три раза. По сравнению с 1940 годом продукция промышленности СССР возросла почти тринадцатикратно...
Но это был – апогей. И дальше темпы стали падать. Ситуацию разрешал экспорт нефти, а потом газа. На вырученную валюту закупались и потребительские продукты, обеспечивающие некоторый достаток "брежневской эпохи", и передовое промышленное оборудование. Даже для "оборонки"
...
Маркс в "Капитале" показал, что капитализм работает на наёмном работнике, он его главный ресурс. А какой главный конкурентный фактор любого ресурса? Правильно, дешевизна! Вот стоит добыча нефти на Аравийском полуострове доллар за бочку – так молниеносно, безо всяких джиннов, воздвигаются в пустыне сказочные города.
Ну а мы посмотрим, на каком ресурсе работала имперская и большевистская индустриализация России. Для этого мы обратимся к несколько неожиданному источнику – книге "Будущая война" Ивана Станиславовича Блиоха. Четвёртый том этого монументального труда принадлежит описанию экономических затруднений в европейских государствах в случае войны. В нём авторский коллектив, собранный пацифистом Блиохом, пытается убедить в пагубности войны, апеллируя к самому святому – к наличности. И человек в этом случае был сведён к его денежному эквиваленту.
Так, по мнению профессора Виттштейна (Dr. Wittstein. "Mathematisch Statistik und deren Anwendung auf Nationaloekonomie". Hannover, 1867), потеря мужчины двадцати пяти лет из ремесленного и торгового класса обходилась германцам в 3600 талеров. Земледелец же ценился заметно дешевле, в две трети от этой суммы - 2400 талеров всего лишь. И подёнщика, батрака, ценили в те же 2400 монет...
Но дальше Блиох, один из крупнейших капиталистов того времени, писал: "Вычисление Виттштейна в применении к земледельцам и подёнщикам в России можем принять в половину, то есть в 1200 талеров, так как в России дешевле обходится воспитание личности, при меньшей требовательности народа в качестве и количестве пропитания, одежды, жилища, освещения, отопления и других нужд материальных и духовных – одним словом, всего того, что англичане называют "standart of life" (уровень быта)" (Блиох И.С. "Будущая война". СПб., 1898. Т. 4. С. 398).
И вот эта-то дешевизна порождённого натуральным хозяйством, работящего и неприхотливого крестьянского населения и была тем ресурсом, тем топливом, на котором работали моторы и буржуазной и социалистической индустриализации. ...
Но ведь стоимость тысячи потерянных людей коррелирует и со стоимостью, по которой их труд покупает индустрия. А в России это было дешевле всего! Вот поэтому-то французские рантье и тащили свои сбережения на покупку русских займов, чтобы коллективно поэксплуатировать дешёвого российского работягу. Поэтому-то и при большевиках такими высокими темпами росла промышленность.
Индустриализация, война, послевоенное восстановление, ракетно-ядерное оружие, космос, массовое жилищное строительство… А потом дешёвый крестьянин кончился. А у горожан уже совсем другие запросы и другие трудовые привычки. Под окном асфальтирует тротуар бригада среднеазиатов… Впечатление от их труда мрачное, но есть у них одно достоинство – дешевизна!
Темпы советской индустриализации были действительно впечатляющими. В 1940 году валовая продукция промышленности СССР возросла по сравнению с 1928 годом в шесть с половиной раз, а производство средств производства (так называемая группа "А") - в десять раз. К 1971 году продукция промышленности СССР увеличилась по сравнению с российской, образца 1913 года, в девяносто девять раз, в том числе производство средств производства - в двести тридцать раз, производство предметов потребления - в тридцать три раза. По сравнению с 1940 годом продукция промышленности СССР возросла почти тринадцатикратно...
Но это был – апогей. И дальше темпы стали падать. Ситуацию разрешал экспорт нефти, а потом газа. На вырученную валюту закупались и потребительские продукты, обеспечивающие некоторый достаток "брежневской эпохи", и передовое промышленное оборудование. Даже для "оборонки"
...
Маркс в "Капитале" показал, что капитализм работает на наёмном работнике, он его главный ресурс. А какой главный конкурентный фактор любого ресурса? Правильно, дешевизна! Вот стоит добыча нефти на Аравийском полуострове доллар за бочку – так молниеносно, безо всяких джиннов, воздвигаются в пустыне сказочные города.
Ну а мы посмотрим, на каком ресурсе работала имперская и большевистская индустриализация России. Для этого мы обратимся к несколько неожиданному источнику – книге "Будущая война" Ивана Станиславовича Блиоха. Четвёртый том этого монументального труда принадлежит описанию экономических затруднений в европейских государствах в случае войны. В нём авторский коллектив, собранный пацифистом Блиохом, пытается убедить в пагубности войны, апеллируя к самому святому – к наличности. И человек в этом случае был сведён к его денежному эквиваленту.
Так, по мнению профессора Виттштейна (Dr. Wittstein. "Mathematisch Statistik und deren Anwendung auf Nationaloekonomie". Hannover, 1867), потеря мужчины двадцати пяти лет из ремесленного и торгового класса обходилась германцам в 3600 талеров. Земледелец же ценился заметно дешевле, в две трети от этой суммы - 2400 талеров всего лишь. И подёнщика, батрака, ценили в те же 2400 монет...
Но дальше Блиох, один из крупнейших капиталистов того времени, писал: "Вычисление Виттштейна в применении к земледельцам и подёнщикам в России можем принять в половину, то есть в 1200 талеров, так как в России дешевле обходится воспитание личности, при меньшей требовательности народа в качестве и количестве пропитания, одежды, жилища, освещения, отопления и других нужд материальных и духовных – одним словом, всего того, что англичане называют "standart of life" (уровень быта)" (Блиох И.С. "Будущая война". СПб., 1898. Т. 4. С. 398).
И вот эта-то дешевизна порождённого натуральным хозяйством, работящего и неприхотливого крестьянского населения и была тем ресурсом, тем топливом, на котором работали моторы и буржуазной и социалистической индустриализации. ...
Но ведь стоимость тысячи потерянных людей коррелирует и со стоимостью, по которой их труд покупает индустрия. А в России это было дешевле всего! Вот поэтому-то французские рантье и тащили свои сбережения на покупку русских займов, чтобы коллективно поэксплуатировать дешёвого российского работягу. Поэтому-то и при большевиках такими высокими темпами росла промышленность.
Индустриализация, война, послевоенное восстановление, ракетно-ядерное оружие, космос, массовое жилищное строительство… А потом дешёвый крестьянин кончился. А у горожан уже совсем другие запросы и другие трудовые привычки. Под окном асфальтирует тротуар бригада среднеазиатов… Впечатление от их труда мрачное, но есть у них одно достоинство – дешевизна!
вторник, 18 октября 2011 г.
Марк Урнов: У нас в запасе пятнадцать лет
мы хотим, чтобы государство нас опекало, и одновременно хотим, чтобы оно от нас отстало, мы очень не хотим, чтобы были супербогатые, но хотим ими стать, мы боимся иностранцев и всячески хотим быть на них похожими. Хотим, чтобы нас не трогали, и очень хотим – это важный компонент авторитарного синдрома! – быть супердержавой. Это вообще один из главных компонентов нашей идентичности и, наверное, важнейший механизм психологической компенсации всех наших трудностей. То есть я знаю, что живу плохо, зато я принадлежу к такой державе, которую все боятся. Я считаю, что мало получаю, я нищий, меня обкрадывают коррупционеры, мне хамят чиновники, мне хамит полиция, до этого милиция, и вообще паршиво, зато я в великой стране! И потому я, блин, патриот!
надо также иметь в виду, что даже если мы в 2012 году вдруг возьмемся за ум, это еще не гарантирует, что мы будем спасены. Я вообще не уверен, что после семидесятилетнего эксперимента по истреблению собственного генофонда страна может восстановиться. Мы ведь пережили беспрецедентную для новейшей истории трагедию. Ни в одной из существующих сейчас стран не было в течение семидесяти пяти лет, то есть в течение трех с половиной поколений, режима, который бы направленно занимался негативной селекцией.
У нас нет политической конкуренции, нормальной частной инициативы и независимых судов, зато есть пафос супердержавности, национализм, коррупция, бегство капиталов и умов, неприличные истории с Ходорковским, Магнитским и прочее, и прочее.
Слишком коррумпирована элита. Слишком мощное недоверие бизнеса к государству. Слишком сильное недоверие людей друг к другу. Ведь разговоры о том, что мы проникнуты соборностью, что у нас особенные человеческие отношения, – это миф. На сегодняшний день мы самое атомизированное общество в Северном полушарии.
Есть такой довольно часто задаваемый социологами вопрос: «Как вы думаете, люди, которые ведут себя честно, ведут себя так, потому что обладают высокими нравственными качествами или потому что боятся быть уличенными в бесчестных поступках?» В Штатах отвечают про нравственные качества семьдесят процентов, у нас – тридцать. Это маленький индикатор, за которым много чего стоит. Когда живешь в гостинице в России, то для того, чтобы тебя выписали, ты должен позвать горничную, которая посмотрит, не украл ли ты чего-нибудь.
я хожу по Китаю и вижу, как он постепенно становится западной страной. Полицейские, одетые по английскому образцу, элита, катающаяся на американских и немецких автомашинах. Вилки и ложки в ресторанах вместо палочек. Так что в перспективе это будет не традиционный Китай, а часть англоговорящего мира. А мы со всеми нашими проблемами продолжаем надувать щеки, бить себя в грудь и говорить о своем величии. В чем оно? Кто на нашем языке разговаривает? Трезво говоря, мы находимся на периферии уходящей цивилизации. Грустно, что цивилизация уходит. Дважды грустно, что мы на периферии. Трижды грустно, что мы при этом изображаем из себя супердержаву и не решаем свои жизненно важные проблемы. Увы.
надо также иметь в виду, что даже если мы в 2012 году вдруг возьмемся за ум, это еще не гарантирует, что мы будем спасены. Я вообще не уверен, что после семидесятилетнего эксперимента по истреблению собственного генофонда страна может восстановиться. Мы ведь пережили беспрецедентную для новейшей истории трагедию. Ни в одной из существующих сейчас стран не было в течение семидесяти пяти лет, то есть в течение трех с половиной поколений, режима, который бы направленно занимался негативной селекцией.
У нас нет политической конкуренции, нормальной частной инициативы и независимых судов, зато есть пафос супердержавности, национализм, коррупция, бегство капиталов и умов, неприличные истории с Ходорковским, Магнитским и прочее, и прочее.
Слишком коррумпирована элита. Слишком мощное недоверие бизнеса к государству. Слишком сильное недоверие людей друг к другу. Ведь разговоры о том, что мы проникнуты соборностью, что у нас особенные человеческие отношения, – это миф. На сегодняшний день мы самое атомизированное общество в Северном полушарии.
Есть такой довольно часто задаваемый социологами вопрос: «Как вы думаете, люди, которые ведут себя честно, ведут себя так, потому что обладают высокими нравственными качествами или потому что боятся быть уличенными в бесчестных поступках?» В Штатах отвечают про нравственные качества семьдесят процентов, у нас – тридцать. Это маленький индикатор, за которым много чего стоит. Когда живешь в гостинице в России, то для того, чтобы тебя выписали, ты должен позвать горничную, которая посмотрит, не украл ли ты чего-нибудь.
я хожу по Китаю и вижу, как он постепенно становится западной страной. Полицейские, одетые по английскому образцу, элита, катающаяся на американских и немецких автомашинах. Вилки и ложки в ресторанах вместо палочек. Так что в перспективе это будет не традиционный Китай, а часть англоговорящего мира. А мы со всеми нашими проблемами продолжаем надувать щеки, бить себя в грудь и говорить о своем величии. В чем оно? Кто на нашем языке разговаривает? Трезво говоря, мы находимся на периферии уходящей цивилизации. Грустно, что цивилизация уходит. Дважды грустно, что мы на периферии. Трижды грустно, что мы при этом изображаем из себя супердержаву и не решаем свои жизненно важные проблемы. Увы.
среда, 5 октября 2011 г.
Три сценария 2030+
Построение "карт будущего" сталкивается с двумя объективными сложностями: во-первых, будущее небанально (то есть, как правило, развивается неинерционным образом, во многом за счет неожиданных маловероятных событий), во-вторых, чем дальше мы пытаемся заглянуть в будущее, тем на меньшее число устойчивых трендов мы можем опираться.
Нужно признать, что за горизонтом 20-25 лет (фактически, сменяющееся поколение) не существует никакой возможности прогнозирования, поскольку любые тренды на этом горизонте могут "поломаться". В настоящее время у нас не существует никаких качественных оснований для прогноза далее 2030 года. За этим горизонтом мы можем работать только с сценарными образами – предельно идеализированными картинками "светлого" или не очень будущего.
На что мы должны обращать внимание, чтобы построить долгосрочный сценарный образ?
Любая цивилизация может быть образно представлена как сэндвич:
Как правило, прогнозирование на горизонте до 10 лет может быть достаточно точным (с поправкой на "черных лебедей": экономические кризисы, смены политических режимов, войны, неожиданные открытия и изобретения, и проч.) На горизонте 20-25 лет можно говорить только о небольшом числе "медленных" опорных трендов, связанных с демографией и медленно изнашивающейся инфраструктурой (энергетика, транспорт и проч.).
Любая цивилизация может быть образно представлена как сэндвич:
Мифы о Крестовых походах
Миф № 1: Крестовые походы представляли собой неспровоцированную агрессию против миролюбивых мусульман.
Это полная ерунда. Со времен Мохаммеда мусульмане стремились к завоеванию христианского мира. И, кстати, неплохо в этом преуспели. За несколько столетий постоянных завоевательных походов мусульманские армии захватили всю Северную Африку, Ближний Восток, Малую Азию и почти всю Испанию. Иными словами, к концу XI столетия силы ислама заняли две трети христианского мира. Палестина - родная земля Иисуса Христа, Египет - родина христианского монашества, Малая Азия, где посадил семена первых христианских общин св. Павел - все это была не периферия христианства, а самое его сердце. И ведь на этом мусульманские империи не остановились. Они продолжали натиск на запад, к Константинополю, в конце концов пройдя через него и вторгнувшись в саму Европу. Если речь идет о неспровоцированной агрессии, то только с мусульманской стороны. В какой-то момент все, что осталось от христианского мира, вынуждено было либо защищаться, либо умереть, став жертвой исламского завоевания. Первый Крестовый поход был созван Папой Урбаном II в 1095 году в ответ на настойчивые мольбы о помощи, исходившие от византийского Константинопольского императора. Урбан призвал рыцарей христианского мира прийти на подмогу своим восточным братьям. Поход должен был стать делом милосердия, освободить христиан Востока от мусульманских захватчиков. Иными словами, с самого начала Крестовые походы были оборонительной войной. Вся история Крестовых походов на Восток - ответ на мусульманскую агрессию. Миф № 2: крестоносцы носили кресты, но на самом деле их интересовали лишь трофеи и земли. Благочестивые банальности были для них лишь прикрытием хищнической алчности.
В свое время историки верили, что рост населения Европы привел к кризису: появилось слишком много благородных "вторых сыновей", обученных рыцарскому делу, но не получавших по наследству феодальных земель. Крестовые походы, таким образом, представлялись им предохранительной отдушиной, позволявшей отправить этих воинственных господ подальше от Европы, туда, где они могли бы раздобыть себе земель за чей-нибудь чужой счет. С появлением компьютерных баз данных современные ученые разрушили этот миф. Теперь мы знаем, что именно "старшие сыновья" Европы откликнулись на призыв Папы в 1095 году, и так же было и при следующих походах. Участие в Крестовом походе было невероятно дорогостоящим делом. Чтобы собрать необходимые для этого средства, владетелям приходилось продавать или закладывать свои земли. А королевство за морем никого не интересовало. Как и нынешний солдат, средневековый крестоносец гордился тем, что исполнял свой долг, но тосковал по дому. После впечатляющих успехов Первого Крестового похода, когда в руках крестоносцев оказался Иерусалим и большая часть Палестины, почти все крестоносцы вернулись домой. Лишь горстка осталась укреплять завоеванные территории и управлять ими. Трофеи также были скудны. Хотя, конечно, крестоносцы и мечтали о несметных богатствах процветающих восточных городов, практически никто из них даже не окупил своих расходов. Но деньги и земли не были главной причиной, по которой они отправились в Крестовый поход. Вместо этого они желали искупить свои грехи и добиться спасения, совершая добрые дела в далеких странах.Civilization XLI
Та же самая "История", только не ХХ века, а любого другого периода, представлена в основном трудами ак. Фоменко сотоварищи. Примерно так сейчас в России устроен "научпоп".
Тем не менее, оказалось, что современные русские книжки про Великую Отечественную читать очень даже можно. Они, конечно, чудовищно нудные, и им не помешал бы хороший редактор и хороший корректор. Но авторы, как правило, профессиональные военные историки, работали над своими трудами по несколько лет (кто-то вообще с самой перестройки), собирали информацию, сидели в архивах. Стараются писать честно и объективно (политические взгляды авторов не становятся очевидными с первых предложений, никаких фантастических выводов и допущений не заметно, чересчур смелыми аналогиями с концом ХХ - началом XXI века никто не упивается). Корректно указаны источники цитат, список литературы в конце на сотни пунктов, в общем, всё как полагается. Всех, кто думает, что это само собой разумеется, отсылаю перечитать второй абзац.
...
3. Правда, что Сталин перед войной расстрелял миллиарды буквально всех, кто хоть как-то умел воевать, причем чем ближе к верхушке, тем больший процент? Правда. Поразивший меня факт, свидетельствующий о степени творившегося из-за этого бардака: в начале 1941 года до четверти офицеров Красной Армии не умели читать карту и пользоваться компасом
6. Правда, что у Советского Союза было больше танков и самолетов, чем у всех остальных стран в мире, вместе взятых? А почему же тогда?.. Когда я обо всём этом читал, я не мог отделаться от ощущения, что стиль руководства Сталина сотоварищи мне что-то смутно напоминает. Вспоминал-вспоминал, и вспомнил. Да это же старая добрая "Цивилизация", то, как мы в неё играли в школе.
...Так, посмотрим. Какой тут у нас сейчас самый крутой юнит? Ага, Танк. Отлично, Москва строит Танк, Ленинград строит Танк, Киев строит Танк, Челябинск строит Танк. Ещё есть Самолёт, он какой-то странный юнит, летает по своим правилам, зато атака большая. Ну ладно, по ходу дела разберемся, Москва строит Самолёт, Липецк строит Самолёт. Что-то медленно строим, вот тут советники подсказывают, что для ускорения строительства Танк нужно построить Завод. Москва строит Завод, Ленинград строит Завод, Челябинск строит Завод. О, тут есть кнопка "надавить на отстающих, часть расстрелять". Она ускоряет производство Танк на 5%. Жмём. Жмём. Жмём. Жмём.
Нам объявили войну!..
И тут Цивилизация неожиданно заканчивается, а начинаются какие-то непонятки. Все наши Танк - в бой! Сколько у нас Танк, где они? Толком неизвестно. Отдаём приказы! Не получается: связи нет. Отдаём тем, с кем есть связь! Не получается: оказывается, для управления Танк требуется танкист, который на нём поездил хотя бы часов восемь. Требуется бензин, боеприпасы, и непрерывное снабжение всем этим. Поскольку Танк - юнит капризный, а ездить придется на черт-те каких режимах, и по бездорожью, требуется тот, кто будет Танк в случае чего чинить и вытягивать из болота, требуются механики и запчасти, требуются автомобили, на которых всё это можно возить, одежда, еда. Нужны офицеры, понимающие, как всё это работает, и хорошо бы, чтобы были они не дураки и не истерики. Насчёт Самолёт я и не говорю, сами можете представить.
И не существует никакого уровня абстракции, позволяющего всё это каким-то волшебным образом проигнорировать. Не бывает способа учитывать количество юнита Танк таким способом, чтобы практика "теперь нужно производить Танк на 10% быстрее, иначе расстреляют" позволяла не просто увеличивать данный показатель, но действительно увеличить боеспособность армии. Реальность - не игра. Ни страной, ни армией невозможно так управлять.
Тем не менее, оказалось, что современные русские книжки про Великую Отечественную читать очень даже можно. Они, конечно, чудовищно нудные, и им не помешал бы хороший редактор и хороший корректор. Но авторы, как правило, профессиональные военные историки, работали над своими трудами по несколько лет (кто-то вообще с самой перестройки), собирали информацию, сидели в архивах. Стараются писать честно и объективно (политические взгляды авторов не становятся очевидными с первых предложений, никаких фантастических выводов и допущений не заметно, чересчур смелыми аналогиями с концом ХХ - началом XXI века никто не упивается). Корректно указаны источники цитат, список литературы в конце на сотни пунктов, в общем, всё как полагается. Всех, кто думает, что это само собой разумеется, отсылаю перечитать второй абзац.
...
3. Правда, что Сталин перед войной расстрелял миллиарды буквально всех, кто хоть как-то умел воевать, причем чем ближе к верхушке, тем больший процент? Правда. Поразивший меня факт, свидетельствующий о степени творившегося из-за этого бардака: в начале 1941 года до четверти офицеров Красной Армии не умели читать карту и пользоваться компасом
6. Правда, что у Советского Союза было больше танков и самолетов, чем у всех остальных стран в мире, вместе взятых? А почему же тогда?.. Когда я обо всём этом читал, я не мог отделаться от ощущения, что стиль руководства Сталина сотоварищи мне что-то смутно напоминает. Вспоминал-вспоминал, и вспомнил. Да это же старая добрая "Цивилизация", то, как мы в неё играли в школе.
...Так, посмотрим. Какой тут у нас сейчас самый крутой юнит? Ага, Танк. Отлично, Москва строит Танк, Ленинград строит Танк, Киев строит Танк, Челябинск строит Танк. Ещё есть Самолёт, он какой-то странный юнит, летает по своим правилам, зато атака большая. Ну ладно, по ходу дела разберемся, Москва строит Самолёт, Липецк строит Самолёт. Что-то медленно строим, вот тут советники подсказывают, что для ускорения строительства Танк нужно построить Завод. Москва строит Завод, Ленинград строит Завод, Челябинск строит Завод. О, тут есть кнопка "надавить на отстающих, часть расстрелять". Она ускоряет производство Танк на 5%. Жмём. Жмём. Жмём. Жмём.
Нам объявили войну!..
И не существует никакого уровня абстракции, позволяющего всё это каким-то волшебным образом проигнорировать. Не бывает способа учитывать количество юнита Танк таким способом, чтобы практика "теперь нужно производить Танк на 10% быстрее, иначе расстреляют" позволяла не просто увеличивать данный показатель, но действительно увеличить боеспособность армии. Реальность - не игра. Ни страной, ни армией невозможно так управлять.
вторник, 4 октября 2011 г.
Слово о Национальной Улите
…Проблема тех, кто сегодня, тужась, по капле давит из себя элиту, не в том, что они далеки от народа. Напротив -- беда в том, что они к нему близки до неприличия. Настолько, что они не коллективное сознание нации, а её оголтелый фрейдизм.
Само слово «элита» (лат. «избранные») означает: составляющие её люди отличаются от тех, кем они рулят. Представитель настоящей элиты обязан не просто перетаскивать миллиарды вместо ящиков. Он должен жить целями и задачами, которыми не в силах жить управляемые им врач и водитель автобуса – иначе он такой же «избранный», как победитель лотереи.
Национальная элита, как ни банально это прозвучит, обязана состоять из людей, отождествляющих себя со всей нацией разом. Они должны получать личное удовольствие, изобретая и внедряя общее благо. В этом, несомненно, есть мания величия – но зато и беды масс они заносчиво принимают за свои собственные.
Само слово «элита» (лат. «избранные») означает: составляющие её люди отличаются от тех, кем они рулят. Представитель настоящей элиты обязан не просто перетаскивать миллиарды вместо ящиков. Он должен жить целями и задачами, которыми не в силах жить управляемые им врач и водитель автобуса – иначе он такой же «избранный», как победитель лотереи.
Национальная элита, как ни банально это прозвучит, обязана состоять из людей, отождествляющих себя со всей нацией разом. Они должны получать личное удовольствие, изобретая и внедряя общее благо. В этом, несомненно, есть мания величия – но зато и беды масс они заносчиво принимают за свои собственные.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)